Меморист - Страница 9

— Имеет ли эта встреча какое-то отношение к нашему шпиону? — спросила Эрика, когда мужчины подошли к ней.

Ее янтарно-золотистые глаза пытливо прошлись по помещению, словно выискивая в нем посторонних.

— Нет, но, полагаю, вас все равно заинтересует то, что я расскажу, — ответил Джереми. — Очень заинтересует.

Один из ведущих специалистов по проблемам ощущений, вызванных клинической смертью (ОКС), доктор Эрика Алдерман стремилась к тому, чтобы научное сообщество отнеслось серьезно к ее исследованиям связи ОКС и перевоплощения, финансируемым Обществом памяти. И неважно, что шестьдесят процентов населения Земли верят в воспоминания о прошлой жизни; официальная наука относится к этому не просто подозрительно, а с полным презрением. В последнее время Эрике удалось добиться определенных успехов, но она опасалась, что кто-то из членов общества шпионит за ней, поскольку недавно, уже второй раз за год, в прессу просочились слухи о ее работах. С тех самых пор Эрика настоятельно требовала от Фремонта Брехта нанять частного детектива.

— Что у вас там, Джереми? — нетерпеливо постучал пальцем по обтянутому кожей столу Фремонт. — Право, мне бы очень не хотелось пропустить концерт.

— Три месяца назад ко мне обратилась одна женщина, попросившая оценить экземпляр Торы, найденный в тайнике квартиры своей бабушки, в надежде на то, что им заинтересуется наше отделение иудейского искусства.

Далее Джереми рассказал, как он вошел в гостиную покойной бабушки Хелен Хоффман, чтобы взглянуть на одно сокровище, и едва устоял на ногах, увидев другое, запыленное, забытое на столике. Несмотря на то что он никогда раньше не видел эту резную деревянную шкатулку, он сразу же ее узнал. На протяжении многих лет, ночами, долгими и пустыми ночами, и днями, наполненными бесцельными блужданиями, Джереми гонялся за этим призраком, повинуясь зову навечно засевших в памяти образов того, как его дочь, тогда еще маленькая девочка с шелковистыми кудрями и печальными бледно-зелеными глазами, снова и снова рисует его, не жалея ни себя, ни карандаши, с мучительным старанием воспроизводя все детали, а по щекам у нее тянутся серебристые полоски от слез.

Джереми был поражен тем, что в конце концов наткнулся на реликвию, абсолютно идентичную той шкатулке, которую рисовала его дочь, но все же в это совпадение он еще мог поверить. Однако то, что содержалось в письме, обнаруженном в ларце сегодня утром, оказалось настолько непостижимым, что Логан помчался к своим коллегам, спеша поделиться с ними своей находкой.

— Шкатулка принадлежала Антонии Брентано… — начал он.

Увидев, что это имя для Эрики ничего не значит, Фремонт объяснил, что речь идет об одной из близких подруг Бетховена, возможно, его «бессмертной возлюбленной».

— Среди друзей Бетховена имелись также двое основателей нашего общества; он был знаком с Каспаром Нидермайером и Рудольфом Толлером, — добавил Джереми. Изучая историю общества, он исследовал все документы, хранящиеся в подземном архиве. — Подготавливая шкатулку к торгам на предстоящем аукционе, я установил, что ее передал Антонии сам Бетховен.

— Хоть меня и восторгают рассказы о тех запутанных дорогах, которыми вам приходится бродить в своих расследованиях, честное слово, мне бы не хотелось опоздать. Вы говорили, в шкатулке было что-то спрятано? — спросил Брехт. — Что именно?

— Письмо, написанное Людвигом ван Бетховеном.

В камине треснул и зашипел уголь. Джереми посмотрел в ту сторону, затем перевел взгляд на нишу с коптской вазой. Всем присутствующим было известно, что в 1813 году Каспар Нидермайер вскоре умер, после того как получил в свои руки древнюю флейту, вырезанную из кости и привезенную из Индии. В 1814 году его друг Рудольф Толлер передал эту флейту Людвигу ван Бетховену, попросив его восстановить мелодию, якобы записанную таинственными знаками, вырезанными на поверхности музыкального инструмента.

— Согласно нашим документам, в этой урне хранятся истолченные в порошок куски, возвращенные Бетховеном… все, что осталось от «флейты памяти» после того, как он ее уничтожил.

— Но в письме говорится о другом? — нетерпеливо спросил Фремонт.

— Бетховен написал, что он только сказал обществу, будто уничтожил инструмент. На самом деле он вернул нам кость животного, высушенную и раздробленную молотком. Настоящую же флейту Бетховен сохранил, посчитав ее слишком ценной, чтобы уничтожить, и в то же время слишком опасной, чтобы доверить кому бы то ни было. Он написал, что спрятал флейту. «Ради того чтобы защитить всех нас и всех тех, кто придет после нас» — вот его точные слова.

— Письмо подлинное? — бросил Фремонт.

— Заключение эксперта-графолога будет готово в понедельник.

— Бетховен сказал, где спрятал флейту? — спросила Эрика.

— Точное место он не назвал.

— Ничто и никогда не бывает просто, — заметил Фремонт.

— Если не брать некоторые виды смерти, — печально усмехнулась Эрика.

— Бетховен написал, что разослал своим близким друзьям по одной части ответа, по одному ключу, если хотите, так, что если в этом когда-либо возникнет необходимость, они смогли бы объединить свои знания и найти и флейту, и мелодию.

— Вы хотите сказать, Бетховен восстановил музыку? — затаив дыхание, спросила Эрика.

— Он пишет, что восстановил, и, упреждая ваш вопрос, — да, я проверил у двух специалистов-музыковедов, не сказав им ничего определенного, нет ли каких-нибудь законченных и незаконченных произведений для флейты, относящихся к нужному периоду. Ничего такого нет.