Меморист - Страница 85

Люсиан Гласс и Алекс Калфус подъехали к «Захеру» сразу же после того, как такси высадило Малахая перед гостиницей и он вошел внутрь. Они следили за ним весь день, от больницы, куда Малахай приехал рано утром, затем до книжного магазина, куда он отправился вместе с Себастьяном и Меер, далее к мемориальной квартире Бетховена, а потом в парк Ратхаус, где троица разделилась.

Благодаря радиомаячку агент ФБР и австрийский полицейский без труда шли по следу Малахая, даже когда на время теряли его из вида. Но группа, наблюдавшая за Меер, работала без всяких ухищрений, и когда молодая женщина и Себастьян вскочили в трамвай, полицейские их потеряли.

— Если ничего не имеете против, мне бы хотелось немного подождать здесь и проверить, вернется ли Меер в гостиницу, — сказал Люсиан.

Калфус удивленно посмотрел на него.

— Вами движет не только профессиональный интерес, так?

— Я веду дело, Калфус. И я хочу его раскрыть.

— У вас к этой женщине нет ничего личного?

— Я ни разу с ней не встречался.

Двое сотрудников правоохранительных органов дежурили у входа в гостиницу до половины второго ночи, но поскольку Меер так и не появилась, Калфус в конце концов настоял на том, чтобы они вызвали смену, а сами постарались хоть немного отдохнуть.

Однако Люсиан так и не смог заснуть. Сидя в своем номере в гостинице, включив телевизор и полностью убрав звук, он набрасывал картины, увиденные днем. Один за другим он вырывал из блокнота изрисованные листы и бросал их на пол. В итоге их там скопилось не меньше десятка, но Люсиану было все равно; он жаждал действия, движения, возможности дать выход своему напряжению.

Но где же Меер? И почему, как спросил его Калфус, он принял ее исчезновение так близко к сердцу?

ГЛАВА 70

Моя жизнь часто казалась мне рассказом без начала и без конца. Меня не покидало чувство, что я являюсь осколком истории, отрывком текста, начало и конец которого утеряны. И я прекрасно представлял себе, что мог жить в ушедших веках, решать вопросы, ответы на которые я не знаю до сих пор; что я родился снова, потому что не выполнил назначенного мне.

Карл Юнг

Четверг, 1 мая, 08.00

— Доброе утро.

Звук человеческого голоса вспорол тишину, напугав Меер. Вскочив, она уселась на диване.

Это был всего лишь Себастьян.

— Сколько сейчас времени? — встрепенулась Меер. — Мне нельзя было засыпать.

— Ничего страшного. Мы живы и невредимы. Как и вот это. — Он указал на флейту. — Сейчас восемь утра. Электричество восстановлено — не хочешь кофе? Чего-нибудь поесть? Вчера вечером ты едва притронулась к еде.

— В этой гостинице приносят еду в номер?

— Здесь есть буфет внизу, но я могу попросить принести что-нибудь сюда. Что ты хочешь?

— Кофе. Тосты. Меда, чтобы есть с ним тосты. Если есть яйца, то еще пару яиц — и немного джема.

Вернувшись, Себастьян сообщил, что дежурный администратор обещал прислать кого-нибудь с едой.

— Надо подождать совсем чуть-чуть.

— Я должна позвонить отцу и узнать, как он. И справиться о Малахае.

— Обо всем этом я уже позаботился, — сказал Себастьян. — Пока ты спала, я из телефон-автомата на улице позвонил в клинику и справился о Николасе, затем позвонил твоему отцу и Малахаю. Джереми еще спал. Медсестра ответила, что ночь он провел спокойно, и высокая температура к утру спала. Я попросил ее передать ему, что ты обязательно навестишь его днем. Полагаю, этого достаточно?

— Да, спасибо. Как дела у Николаса?

— Идут на поправку. Ну, что касается воспаления легких.

Принесли завтрак. Пока Себастьян подписывал счет, Меер схватила с подноса вазочку с джемом. После того как официант ушел, Себастьян запер за ним дверь на два оборота ключа, и эта предосторожность вернула Меер ощущение нервозности, рассеянное сном.

— Я рада, что у твоего сына все хорошо.

— Да… да… но опасность остается. Каждый новый день, который Николас проводит, замкнувшись в себе, ухудшает ситуацию по экспоненте. — Себастьян налил себе кофе. — Извини. Просто я не нахожу себе места от отчаяния. Я попытался связаться и с Ребеккой, но если она и была на месте, то не пожелала со мной разговаривать. Почему она так себя ведет? Я никогда не делал Николасу ничего плохого. А раз ничто другое не помогает, почему бы не попробовать другой подход?

— Я помню, как злилась моя мать, когда отец впервые показал меня Малахаю.

— Он мне говорил, что ему пришлось нелегко.

— Всем нам пришлось нелегко.

Взяв тост, Меер откусила маленький кусок. Еще несколько минут назад она умирала от голода, однако сейчас у нее не осталось никакого желания поесть. Пришло пресыщение воспоминаниями, причем теми, с которыми ей хотелось поскорее расстаться: ночные перебранки за дверью ее спальни, приглушенные ссоры, ледяная тишина дома, разделившая семью в ту последнюю зиму. Как сложилась бы жизнь ее родителей, если бы она не рассказала им о своих страхах? Остались бы они вместе?

— Я только знаю, что Ребекка не дает мне сделать для сына все возможное, но я не собираюсь ей уступать. — Себастьян встал. — Я пойду приму душ.

Как только за Себастьяном закрылась дверь, Меер пожалела о том, что не поделилась с ним поразительным известием: ей удалось раскрыть тайну «мелодии памяти». Разве не ради него она так напряженно работала всю ночь? Для того чтобы найти эту мелодию, которую Себастьян исполнит для своего сына, помогая ему так, как никто не смог помочь ей самой? Да, разумеется. Однако после стольких лет поисков музыки в тумане бесконечных грез и кошмаров наяву Меер не была до конца готова отказаться от всего этого. Ей было нужно всего один раз услышать мелодию самой. Ночью она не могла играть на флейте, опасаясь разбудить Себастьяна, но сейчас он не услышит музыку за шумом душа.