— Герхард описал их подробно?
— Нет.
— Нам нужно выяснить, что сталось с его имуществом, — сказал Малахай.
Внезапно Меер ощутила присутствие отца — почти так же явственно, как если бы он стоял рядом. Где бы она ни находилась на протяжении последних двух дней, Меер представляла, будто отец находится рядом и помогает своим советом. Надо было бы сказать ему об этом утром в больнице. Отцу это понравилось бы. Навестив его в следующий раз, она расскажет, что испытывала оба раза в мемориальных квартирах Бетховена здесь, в Вене, и в Бадене, ощущая такое сильное присутствие отца.
Размышляя о квартире на Мёлькер-Бастей, которую она посетила в воскресенье, Меер не могла избавиться от чувства, что видела там нечто очень важное, о чем ей нужно вспомнить сейчас… но что именно? Почему она никак не может ухватиться за это… ведь с тех пор прошло всего три дня.
Пока Малахай и Себастьян продолжали беседовать между собой, Меер полностью сосредоточилась на игре памяти Цицерона. Представив себя в квартире Бетховена, она прошла через прихожую… увидела рояль… обошла комнату… прочитала подписи под всеми экспонатами… и, наконец, вспомнила, что именно она видела тогда. Что прочитала на подписях под всеми и каждым экспонатами, и почему это имело такое большое значение сейчас.
— Я знаю, что произошло с имуществом Герхарда фон Брейнинга и где теперь находятся эти инструменты, — сказала Меер.
Среда, 30 апреля, 11.30
Мысленно сосчитав слишком хорошо знакомое количество ступенек, Меер поднялась по лестнице в мемориальную квартиру Бетховена на Мёлькер-Бастей. Малахай и Себастьян не отставали от нее, а она без колебания прошла прямо к выставленной в витрине скрипке, под которой, как и помнила Меер, была табличка с описанием инструмента и его истории на четырех языках. Трое посетителей прочитали разные варианты одного и того же, но и английская, и немецкая версия заканчивались одинаковой информацией: скрипка подарена музею Герхардом фон Брейнингом в числе семи других музыкальных инструментов, принадлежавших Бетховену и выставленных в настоящий момент в его мемориальных квартирах в Вене и в Бадене.
— Но только мы были и здесь, и там — и не видели никакой флейты из кости, — заметил Себастьян.
— Не видели. И не могли увидеть, — подтвердил Малахай. — Флейта спрятана. Бетховен сам сообщил это в своем письме к Антонии. Быть может, Меер своим серебряным ключиком откроет тайник. Бетховен написал, что все необходимые указания имеются у эрцгерцога Рудольфа и Стефана фон Брейнинга, хотя они и не могут понять их истинный смысл.
— А если фон Брейнинг оставил все подарки Бетховена своему сыну, а Герхард передал их государству, а государство выставило их в мемориальных квартирах Бетховена… — Себастьян мысленно соединил все точки. — Ты полагаешь, что где-то среди этих экспонатов спрятана и старинная флейта, сделанная из кости?
Но Меер уже не слушала их. Яркий свет окружил ее, отделил от самой себя, так, что она одновременно находилась в настоящем, но в то же время наблюдала за собой со стороны, пытаясь связаться с женщиной, которую видела с противоположной стороны барьера, — женщиной, знающей, где именно была спрятана старинная флейта. У нее заболела спина, рот наполнился металлическим привкусом. Меер не услышала голос, открывавший ответ на загадку, не увидела призрачную фигуру, указывающую путь. Внезапно она просто получила знания, которых у нее не было всего несколько мгновений назад.
Пройдя через комнату, Меер остановилась перед второй витриной. Внутри лежал серебряный гобой длиной больше двух футов и около двух дюймов в поперечнике. На белой продолговатой табличке приводилось описание инструмента на четырех языках, но Меер не нужно было читать английскую версию. Единственные слова, имевшие для нее значение, были одинаковыми во всех четырех переводах.
Герхард фон Брейнинг.
Среда, 30 апреля, 11.35
Казалось, прилетела стая птиц: внезапно комната заполнилась десятками голосов, сливающихся в один сплошной шум. Оглянувшись, Меер увидела замученную учительницу, пытавшуюся обуздать ватагу школьников. Та же самая студентка, продававшая у входа билеты, прошла следом, начиная экскурсию.
— Время выбрано неудачно, — пробормотал под нос Себастьян.
Все трое в отчаянии следили за школьниками, столпившимися возле рояля. Экскурсовод начала говорить, показывая на картину на стене.
— Впрочем, по-моему, мы, наоборот, сможем использовать это. Оставайтесь здесь.
Оставив Меер и Малахая у витрины с гобоем, Себастьян подошел к экскурсоводу. Судя по выражению ее лица, его слова произвели на нее впечатление. Кивнув дважды, она пригласила Себастьяна следовать за ней. Вдвоем они подошли к витрине, и молодая женщина, достав из кармана джинсов связку с ключами, попробовала сначала один, затем другой ключ. Отодвинув задвижку, подняла крышку, осторожно достала серебряный гобой и как бесценный дар вручила его Себастьяну. Тот принял инструмент с выражением благоговейного почтения; и Меер не сомневалась, что это чувство искреннее. Себастьян держал в своих руках инструмент, принадлежавший величайшему композитору всех времен, тот инструмент, на котором он сам играл в Венском филармоническом оркестре.
Тем временем дети стали шуметь, кто-то кого-то толкнул, завязалась потасовка. Девушка-экскурсовод извинилась. Собрав школьников, она повела их к другой витрине в противоположном углу комнаты.
— Как тебе удалось уговорить ее дать тебе гобой? — спросила пораженная Меер.