— Хорошо, я отправлю туда людей.
— Но? Я услышал в твоем голосе «но».
Таккер замялся; тому, кто шел наперекор Пакстону, грозили серьезные неприятности.
— Так в чем же дело?
— Под нами долбаные римские развалины, которые никто и никогда не исследовал. Там погребен целый город, и нам ни за что не обследовать его полностью, даже если бы у нас было вдесятеро больше человек и несколько месяцев, а не какая-то пара дней. Почему мы не знали об этом, когда подряжались на эту работу?
— Теперь это уже не имеет значения, — резко ответил Пакстон. — Если ты не можешь выполнить свою работу, так и скажи, и я найду того, кто сможет.
Услышав его тон и прозвучавшую в голосе угрозу, Керри испуганно оглянулась. Она была единственной, кто полностью понимал Пакстона. Однако в настоящий момент искр было слишком много — других, гораздо более опасных, и нужно было позаботиться о том, чтобы ни из одной из них не разгорелось пламя.
— Остались ли еще какие-нибудь нерешенные вопросы? — бросил Пакстон свою фирменную фразу, после чего добавил: — Как будто у нас и без того не хватает проблем.
Вторник, 29 апреля, 14.30
Проведя в библиотеке час, Малахай поспешил в Общество памяти на заранее условленную встречу с Фремонтом Брехтом, а Меер села в машину к Себастьяну и позвонила отцу. Себастьян предложил, если все анализы уже сделаны, заехать за Джереми в больницу и отвезти его домой.
— Пока что со мной еще не до конца разобрались, — ответил дочери Джереми. — Похоже, мне придется остаться в больнице до завтрашнего дня. А вам удалось что-нибудь найти?
Зажав телефон между подбородком и плечом, Меер уставилась в окно на оживленную улицу и рассказала отцу об обнаруженных письмах, в том числе и о письме Бетховена Стефану фон Брейнингу с перечислением различных музыкальных инструментов, подаренных композитором его сыну.
— Я сняла копию с конца этого письма, и вот что написал Бетховен: «Если, друг мой, и после моей смерти мою музыку будут по-прежнему исполнять и мое имя будут помнить, эти серебряная флейта и гобой будут иметь для вашего сына особую ценность. У него в руках окажутся мои инструменты из прошлого, и они подарят ему радость в будущем, если он научится на них играть и откроет спрятанные в них сокровища».
— Здесь слишком много иносказаний, — задумчиво произнес Джереми.
— Но только речь в письме идет о серебряной флейте. А не о той, древней, вырезанной из кости. Нам не удалось найти никаких прямых указаний на то, где Бетховен мог спрятать ту старинную флейту.
Джереми рассмеялся.
— Милая моя, если бы все было так очевидно, ее бы уже давно нашли.
Еще несколько минут он расспрашивал дочь о содержании писем, затем обратил ее внимание на один общий момент, упущенный ею, Себастьяном и Малахаем.
— По-моему, Бетховен чересчур часто упоминал в своих письмах про лес. Завтра, как только я выпишусь из больницы, мы займемся изучением тех мест, где он мог бывать в 1813–1815 годах.
Закончив разговор по телефону, Меер спросила Себастьяна, не было ли среди мест жительства Бетховена таких, что расположены рядом с лесом.
— Мдлинг, Пенцинг, Дблинг, Хайлигенштадт… — начал перечислять тот названия маленьких городов.
Меер сама не могла сказать, что она ожидала услышать. Для нее все это были лишь чужие, незнакомые слова.
— Йедльзее и Баден, — закончил Себастьян.
— Даже не знаю, с чего начать.
— Ну, Баден в буквальном смысле стоит на окраине Венского леса.
— А туда можно доехать на поезде?
Хотя времени было уже почти четыре часа дня, Баден, судя по всему, оказался популярным туристическим центром, и народа в нем было полно. Себастьян, освобожденный в тот день от репетиций, настоял на том, чтобы поехать вместе с Меер. На железнодорожном вокзале он изучил план города.
— Отсюда совсем недалеко до леса.
— Вот и замечательно.
На Меер были джинсы, черная кожаная куртка и полусапожки на низком каблуке, поэтому она ничего не имела против того, чтобы немного пройтись пешком. Больше того, ее обрадовала возможность прогуляться по лесу, размять ноги.
— Вы меня не подождете? Мне нужно позвонить в клинику и справиться о Николасе. Я каждый день звоню туда приблизительно в это самое время.
— Конечно.
Меер отошла в сторону, любуясь живописными видами этого городка, словно застывшего в прошлом. Казалось, она видит перед собой иллюстрации из учебника истории.
Буквально через несколько минут Себастьян присоединился к ней. Судя по его виду, он был чем-то обеспокоен.
— Как дела у вашего сына?
— Не знаю. Мне так никто ничего и не сказал, что очень странно. Но я оставил сообщение. Медсестры в клинике довольно любезны и обычно мне перезванивают.
— Расскажите мне про этот городок, — попросила Меер, надеясь отвлечь Себастьяна от неприятных мыслей, и тот слабо улыбнулся, показывая, что благодарит ее за эту попытку.
— В общем-то, я о нем мало что знаю. Баден на протяжении столетий был курортом для богатых жителей Вены. Во времена Бетховена сюда приезжали с полным штатом своих слуг, со своим столовым фарфором, со своими музыкантами и картинами, и это оставило самый благоприятный след.
Туристы сновали по сувенирным лавкам, но Себастьян провел Меер через эпицентр активности, мимо фонтана и дальше вправо, продолжая рассказывать на ходу.
— Еще древние римляне построили здесь ванны, наполнявшиеся водой из подземных источников, богатой серой и известью. В XVIII веке эти источники были открыты заново и тотчас же стали знаменитыми благодаря своим полезным свойствам. Именно ради целебных ванн и приехал сюда в первую очередь Бетховен. Врачи посоветовали ему воды как средство лечения от болезней слуха и желудка.