— Какой еще человек?
Люсиан нисколько не гордился тем, что он заметил мужчину, читавшего газету в машине, а Калфус не обратил на него внимания. На самом деле он предпочел бы, чтобы первым неизвестного заметил Калфус; в этом случае Гласс почувствовал бы больше уверенности в своем новом напарнике.
— Этот мужчина подъехал сразу же после нас, — объяснил Люсиан, — просто поискал свободное место у тротуара, поставил на него машину и остался сидеть в ней. Он сделал два телефонных звонка, сверился с часами и стал читать газету. Каждые три минуты мужчина смотрел на часы, словно кого-то ждал, но я уверен, что ждал он только того из тех четверых, вошедших в церковь, за кем следил.
Вторник, 29 апреля, 09.49
Монах остался стоять на улице, провожая отъезжающую «Скорую помощь» и полицейскую машину. На мужчину в неприметном сером костюме он обратил внимание только тогда, когда тот подошел к нему вплотную.
— Прошу прощения, святой отец, — сказал мужчина по-немецки, предъявляя значок и удостоверение.
Взглянув на серебряный щит, говоривший о принадлежности мужчины к полиции, монах кивнул.
— Я бы хотел поговорить о том, что здесь только что произошло.
— Я уже ответил на вопросы полиции, — испуганно промолвил отец Франциск, сбитый с толку тем, скольких официальных лиц привлекло это незначительное происшествие.
— Да, знаю. Я очень сожалею, что вынужден вас беспокоить, но я из отдела по охране произведений искусств, и мне также нужно подготовить доклад о случившемся, поскольку речь идет о памятнике национальной культуры.
Покорно вздохнув, монах повторил рассказ о том, что видел.
— У одного мужчины в часовне случился сердечный приступ.
— А что они делали в церкви до ее открытия?
— Как и все остальные, они пришли обратиться к Господу и посмотреть склеп.
— Если не возражаете, мне бы тоже хотелось взглянуть на склеп.
— Но в чем дело? Человеку просто стало плохо. Не было ни ссоры, ни несчастного случая, и к часовне это не имеет никакого отношения.
— Не сомневаюсь в этом. А теперь, если для вас это не составит особого труда, вы не могли бы показать, где все это произошло? Я отниму у вас буквально несколько минут.
Монах неохотно, сомневаясь, что у него есть выбор, проводил полицейского через главное святилище церкви к нефу, в часовню Лореты, мимо строгого скелета, охраняющего вход, и, наконец, во внутреннюю комнату.
Подобно многим уроженцам Вены, в том числе и сотрудникам полиции, за одного из которых он сейчас себя выдавал, Пауль Пертцлер совершенно не был знаком с туристическими достопримечательностями своего родного города и понятия не имел, почему эта часовня представляет такой интерес.
— Вы можете объяснить, что я сейчас перед собой вижу? И при этом, пожалуйста, обратите внимание, все ли находится на своих местах. Не торопитесь, святой отец, подумайте.
— Этот склеп принадлежал императорской семье. Здесь покоятся останки ее членов. — Остановившись, монах подошел к полкам, внимательно посмотрел на одну урну, взял ее и передвинул ее чуть левее и на полдюйма назад.
— В этих урнах находится прах членов императорской семьи?
— Нет, их сердца.
— Сердца? — повторил Пертцлер, уставившись на маленькие серебряные урны. — И давно сюда складывают сердца?
— С начала XVII века.
— А когда здесь было похоронено последнее сердце? Если оно было похоронено? Как вы сами это называете?
— Последнее сердце было помещено сюда в 1878 году.
— И сколько их здесь?
— Всего здесь пятьдесят четыре сердца.
Пауль сделал пометку. Затем он кое-что вспомнил.
— А сердце Бетховена тоже здесь?
Монах удивился, но ответил уверенно:
— Нет. Здесь только сердца членов императорской семьи.
— Однако мой вопрос вас чем-то поразил. Чем же?
— Странно, что вы спросили про Бетховена. Один из спутников мистера Логана тоже спрашивал про него.
— Кто? Который из спутников? Что он спросил?
— Мужчина из Америки спросил, есть ли данные о том, что Бетховен имел какое-то отношение к этой часовне.
— Ну и как, имел?
— Да, — с гордостью ответил монах. — Через одного из своих ближайших друзей — своего ученика и главного благодетеля эрцгерцога Рудольфа, младшего сына императора Австро-Венгрии Леопольда II. Эрцгерцог выделил Бетховену комнаты в императорском дворце, чтобы репетировать и выступать. Но мало кто помнит, что эрцгерцог был также священником, имел сан архиепископа, и поскольку эта церковь входила во дворец Хотбург, он служил здесь мессу. А Бетховен, проводивший много времени во дворце, исполнял здесь отрывки из «Торжественной мессы» на протяжении тех двух лет, что работал над ней. Когда в 1823 году произведение наконец было завершено, Бетховен посвятил его Рудольфу и написал на партитуре следующие слова: «От моего сердца — вашему сердцу».
— Опять сердца.
— Много сердец, — повторил монах, едва заметно улыбнувшись.
— А теперь вернемся к этому помещению и урнам. Вы уверены, что здесь ничего не пропало, все на своих местах?
— Ничего не пропало. Все на своих местах.
— В таком случае, почему вы, войдя сюда, передвинули одну урну?
— Она была чуть смещена.
— Возможно ли, чтобы ее трогал один из спутников Логана?
— Не думаю.
— А вы можете проверить? Можете заглянуть внутрь?
Отец Франциск нахмурился.
— Мумифицированные сердца считаются священными.
— Я все понимаю. Но мне бы хотелось, чтобы вы заглянули внутрь.