Меморист - Страница 43

— Ваш супруг верил во все это?

— Однажды он сказал мне, что, быть может, в прошлой жизни сам спрятал «инструменты памяти», и теперь ему нужно лишь вспомнить, куда он их положил. Не знаю, смеялся он надо мной или нет, но он, безусловно, верил в то, что найти их определено ему судьбой. — Марго со стыдом поймала себя на том, что у нее на глазах навернулись непрошеные слезы.

Шагнув к ней, маэстро неловко прикоснулся к ее плечу.

— Это ужасно — потерять любимого человека.

Марго молча кивнула.

— Флейта по праву принадлежит вам, не так ли?

«Да! — захотелось крикнуть ей. — Да, и было бы гораздо проще, если бы вы, когда придет время, сами отдали мне флейту, не вынуждая красть ее». Однако она снова промолчала, ограничившись кивком.

— Наверное, вам хочется подержать ее в руках. Это позволит вам почувствовать себя ближе к человеку, чье сердце по-прежнему находится в вашем сердце.

Бетховен протянул инструмент.

Подобно многим женщинам своего круга, в детстве Марго обучалась игре на фортепиано, однако она не испытывала склонности к музыке, и занятия были для нее мучительной обязанностью. Но только сейчас, обвив пальцами трубочку из побелевшей от времени кости, Марго почувствовала, как ее охватила дрожь. Впервые за тридцать пять лет своей жизни у нее в голове зазвучала музыка, исходящая откуда-то изнутри, по своей собственной воле, никогда она не смогла бы сочинить такую, но каким-то образом эта мелодия уже звучала в самых потаенных глубинах ее сознания. Эти звуки были одновременно прекрасны и зловещи. Марго хотелось выделить их, запомнить, рассказать о них Бетховену, но когда она попыталась ухватить мелодию и ритм, музыка исчезла.

— Вы выглядите так, словно увидели призрака, — заметил Бетховен.

Взяв бутылку, он, как это с ним бывало, приложился прямо к горлышку.

— Нет, не увидела.

Заметив выражение ее лица, композитор застыл, полностью переключив на нее свое внимание.

— Я услышала призрака.

ГЛАВА 29

Вена, Австрия

Понедельник, 28 апреля, 10.15

На следующее утро перед художественным салоном «Доротеум» выстроилась длинная извивающаяся очередь из потенциальных покупателей и просто любопытных, желающих увидеть своими глазами «Бетховенскую шкатулку с играми», как окрестила ее пресса. Вооруженным охранникам в форме с трудом удавалось поддерживать порядок. Меер назвала себя одному из охранников, и ее пропустили прямо внутрь, не заставляя ждать в очереди, что явилось большим облегчением, потому что после второй бессонной ночи подряд накопившаяся усталость давала себя знать. Меер чувствовала себя плохо. Чувствовала себя кем-то чужим. Одеваясь, она взглянула в зеркало и увидела совершенно незнакомого человека. Ее ничего не связывало с той женщиной, которая смотрела на нее затравленным, проникнутым болью взглядом. Но только Логан знала, что нельзя чувствовать отчаяние и скорбь женщины, жившей больше двухсот лет назад.

В вестибюле было полно народа, и Меер пришлось проталкиваться сквозь толпу.

— Охранникам на улице сообщат твое имя, а я буду ждать тебя в главном демонстрационном зале, — сказал ей вчера вечером по телефону отец, позвонивший из Швейцарии.

Ему пришлось задержаться в Женеве, потому что, к его прискорбию, доктор Сметтеринг скончался в больнице. Теперь полиция расследовала уже два убийства.

Меер обходила вокруг кресел, кушеток, комодов и столов, заставленных мелкими произведениями искусства, силясь разглядеть над толпой голову отца. В детстве его внушительные габариты были гарантией того, что она никогда не потеряется. По крайней мере, не потеряется в реальной жизни; даже со своим ростом отец не мог вызволить ее из той пучины, куда она регулярно проваливалась.

Наконец девушка нашла Джереми Логана. Он стоял перед витриной и, изящно жестикулируя, рассказывал что-то обступившим его людям, жадно ловившим каждое его слово. Волосы у него поседели еще больше по сравнению с тем, что помнила Меер, а под глазами темнели черные мешки. Ей пришлось вспоминать, сколько же ему лет. Шестьдесят шесть? Нет, отец был на год старше. Меер ощутила в глубине груди комок тревоги. Ее мать умерла, не дожив и до шестидесяти. Но у отца отменное здоровье. Естественно, он выглядит уставшим… последние сорок восемь часов явились для него одним сплошным испытанием.

Меер отошла к стене, не желая подходить к отцу, когда вокруг него толпились люди, и впервые смотреть на шкатулку в присутствии десятков посторонних. Но впервые ли?

Эйнштейн как-то сказал, что, на его взгляд, возможно одновременно находиться в двух пространствах, но в различных измерениях. Эти слова приводил отец Меер в качестве ее возражений относительно перевоплощения. Тогда это ее нисколько не поколебало, несмотря на то что великий ученый, любивший музыку, игравший на скрипке и тонко воспринимавший чудеса вселенной, был одним из ее кумиров.

Однако сейчас Меер заново задумалась над этой концепцией. С тех самых пор как она вытерла ноги о несуществующий коврик, но который она видела так же отчетливо, как и свои собственные ноги, в ее представлениях о ложных воспоминаниях появилась первая трещина. Всех знаний Меер о человеческой памяти и действительности не хватало, чтобы объяснить одно это простое действие.

Следует ли из теории Эйнштейна также и то, что возможна передача сознания от одного материального объекта к другому? От человека, находящегося в одной временной зоне, к человеку в другой временной зоне?

— Привет. — Приблизившись к Меер сзади, Себастьян кивнул на витрину, перед которой читал лекцию Джереми Логан. — Вы ее уже видели?