Меморист - Страница 117

117

— Но как отец мог знать о флейте десять лет назад? Члены Общества памяти были уверены, что Бетховен уничтожил ее в 1814 году. И до тех пор пока отец две недели назад не нашел письмо в шкатулке с играми, никто даже не догадывался о том, что флейта существует до сих пор.

Раввин снова пожал плечами.

— Боюсь, для меня самого это тоже загадка.

— Вы уверены в том, что отец не добавил это замечание на прошлой неделе?

— Да, уверен, — сказал Тишхенкель, и его голос был проникнут сочувствием. — Оно присутствовало с самого начала.

Меер покачала головой.

— Вы ожидали услышать другой ответ? — спросил Тишхенкель.

— Да.

Еще одно пожатие плечами.

— Что ж, в данном случае вам придется принять это на веру. Вместе со всем, что из этого вытекает, — раввин загадочно улыбнулся. — Каббала учит, что если человек не выполнил свой долг в течение одной жизни, он должен начать следующую… и так до тех пор, пока не достигнет состояния, подобающего воссоединению с Богом. Быть может, ваш отец частично уже пережил это в прошлом. — Он протянул ей урну. — Я вам скажу, когда можно будет высыпать половину в могилу.

Принимая урну, Меер поежилась от обволакивающего холода. Переполненная скорбью, сбитая с толку, слишком усталая, чтобы сопротивляться, она исчезла в леденящей пучине.

ГЛАВА 109

Долина реки Инд, 2120 год до н. э.

Охана еще ни разу не заходила в мастерскую без Девадаса. В течение дня они с братом изготавливали здесь свои музыкальные инструменты, а с наступлением темноты мастерская превращалась в место свидания влюбленных. Расул, брат Девадаса, — единственная живая душа, кому было известно об этой связи, но он ни разу, ни единым словом не осудил их.

Радушно встретив Охану, Расул расчистил место, приглашая ее сесть, а затем выслушал ее рассказ о том, что она сделала, прерываемый нескончаемыми слезами и всхлипываниями. В заключение девушка показала ему кость.

Когда она закончила, Расул расчесал ей волосы и вымыл лицо холодной водой из источника, после чего заставил выпить густой эликсир, настоянный на меде и целебных травах. Девушка смертельно устала, и Расул предложил ей прилечь на соломенную циновку в углу мастерской — на ту самую, где столько раз лежали они с Девадасом, сплетенные в объятиях любви.

Проснувшись через пять часов, Охана услышала необычный звук. Она много времени провела в мастерской с Девадасом и знала, что у «кашт таранг» гулкое, деревянное звучание, что «манджира» похожа на звон колокольчиков, а тростниковые трубки издают высокие, писклявые ноты. Но эти печальные звуки были другими. Они плыли по воздуху, окружая Охану и помогая ей вспомнить возлюбленного так отчетливо, словно он был здесь, рядом.

Затем мелодия оборвалась.

Пробираясь по мастерской, заполненной полками с материалами и столами с инструментами, находившимися в различной стадии готовности, Охана нашла Расула у очага за верстаком, сосредоточенно склонившегося над работой.

Подержав острый гравировальный нож над огнем несколько мгновений, он продолжил вырезать сложный узор. Расул славился этим умением; именно поэтому люди приезжали издалека, чтобы купить его изделия.

Изящная, подобно большинству инструментов из берцовых костей животных, эта флейта сочного молочно-белого цвета была украшена необычайно затейливыми узорами. Закончив вырезать канавку, Расул отложил железный нож на верстак, изучил свою работу и поднес флейту к губам. Словно целуя инструмент, он прижался губами к его телу. Тихий, жалобный свист перерос в звучную ноту, чистую и прозрачную. Подобную воде в горном ручье. Или свету звезд. Звук был божественным. Зачарованная Охана стояла неподвижно, слушая, как звук наполняется модуляциями. Превращается в трель. Затем последовали слова, мягкие, ласковые, телесные, обладающие формой, наполненные смыслом, словно это пели сами небеса.

Охана не смогла бы сказать, как долго она так стояла и сколько видений развернулось у нее в сознании. Музыка прошлого показала ей, что перед этой жизнью они с Девадасом были вместе во многих других жизнях.

Расул протянул Охане инструмент. Его глаза были теплыми и влажными.

— Флейта — твоя. Храни ее столько, сколько тебе будет нужна ее мелодия, оживляющая воспоминания… — сказал он. — Исполняй эту мелодию, и пусть она поможет тебе помнить, что вы двое уже были в прошлом и будете вместе снова. Нет ни начала, ни конца. Есть только бесконечная страсть. Бесконечная страсть жизни.

Взяв инструмент, Охана прижала его к груди, и впервые после обряда Ашти-Санчаяны, когда было сожжено тело Девадаса, она ощутила присутствие возлюбленного рядом с собой и обрела в этом утешение.

ГЛАВА 110

Вена, Австрия

Вторник, 1 мая, 12.25

После того как половина праха отца была высыпана, серебряная урна стала легче. Меер отступила от могилы, и по знаку раввина из толпы вышли десять мужчин. Одним из них был незнакомец, занявший место Джереми. Встав около могилы, мужчины начали хором читать молитвы, но не по-немецки, а на иврите.

Грудная клетка Меер вошла в резонанс с этим богатым звуком, сердце замедлило удары, подстраиваясь под ритм молитвы. Это были отголоски вибраций поминального кадиша, звучавшие у нее внутри. Эту молитву на протяжении последних шести тысяч лет миллионы раз читали над умершими — она несла облегчение и придавала силы, а тем временем душа покидала эту жизнь и готовилась войти в следующую. Вот в чем заключалась суть того учения, которым отец пытался увлечь Меер, которое имело для него такое большое значение, в которое он верил всей своей душой. Своей душой. Разбилась ли она на те сотни осколков света, о которых говорил отец? Ищут ли эти осколки новый сосуд?

117